Арсений Блинов: “Я не вижу творчество как продумывание проектов. Только как единый творческий путь”

— Арсений, расскажите немного о том, как родилась идея создания “Гимнов”?

— В 2019 году у меня было много выставок работ с женскими фигурами — и постепенно накопилась усталость от женских образов. Технологии были сложными, они стали меня напрягать. Мне хотелось порисовать технологически простые, но экспрессивные вещи. Поэтому я начал рисовать мужские фигуры. Так сначала родилась серия “Борцы” с выставкой “Иероглиф столкновения”, которую мы показали в 2020 году в Москве, в InGallery Инги Легасовой. А идея “Гимнов” пришла в голову куратору Николаю Кононову позже, и идея эта объединила три цикла.

— Как вы познакомились с Ингой Легасовой?

— У меня была мастерская на Невском проспекте — большая квартира с большим танцевальным залом. Там был сквот художников, среди которых некоторое время работали ребята из группы “Север-7”. Инга приехала к художнику, с которым дружила, и увидела мои работы. Ей всё очень понравилось, и она купила несколько работ. Это была любовь с первого взгляда — любовь к моему искусству, конечно.

— Три цикла выставки были написаны в 2020—2022 годах. “Гимны” — отражение ваших переживаний?

— Может быть, даже пророчество — и на пандемийную тему, и на войну: и было желание перейти от романтической любви… к сексу. Нет, я шучу, конечно: от любви – к экспрессии. Женское тело мягкое и округлое, его трудно рисовать экспрессивно. Оно совсем другое по пластике. Мужское тело позволяет делать больше пластических искажений, грубости, деформаций. Позволяет выразить больше духовного начала. Серии “Торсы” и “Сфумато” родились как откровение. В “Сфумато” отражена некая рефлексия по итальянскому искусству не только на волне ограничений и изоляции, но и специфики современного видения. Сейчас мы видим “большие” работы через мониторы. По сути, мы видим их превью, иконки, потерявшие детали. Вообще я не вижу творчество как продумывание проектов. Только как единый творческий путь.

— Интересно отметила Маргарита Костриц из Русского музея, что есть, например, “Борцы” Натальи Гончаровой с демонстрацией силы и мощи спорта, отупляющего массовое сознание. А ваши “Борцы” — больше про эмоции, страдание, не про спорт. Что на самом деле выражено в “Борцах”?

— Это я борюсь сам с собой. Это мои эмоции по поводу внутренних переживаний и того, что нас окружает. В Москве на вернисаже был восторг. Было очень много слов по поводу того, что это неописуемо красиво и как вообще все это можно сделать. Мне понравилось чье-то емкое выражение: “это просто секс”.

— Прошлые ваши работы — “Цветение дев”, “Азийский дом” — были несколько иного толка. Откуда вдруг акцент на мужской телесности?

— Сначала было желание понять, кто такие женщины, — и мне показалось, что я понял. Теперь я пытаюсь разобраться, кто такой я сам. С началом СВО у меня был какой-то психоз, я просто не понимал, за что взяться. Мне помог Коля (Н. Кононов куратор — ред.), он предложил психологический тренинг, сказал: ты должен на себя посмотреть, рисуй себя. Мне сначала показалось странным это предложение. Потом я подумал, что это действительно важно: увидеть себя. И сейчас я этим занят, рассматриваю себя.

— А у Гурьянова, Пахомова вам что нравится, есть какие-то любимые работы?

— У Пахомова очень нравится последний цикл перед его уходом из жизни. “Против гравитации” замечательная выставка, мне трудно выделить одну работу — все интересные. Гурьянов, конечно, мэтр, реперная точка. Больше всего нравится одна из его работ с гребцами. Где несколько фигур закрашены белым. Сильно впечатлило: почему он их закрасил? Но это красиво.

— Раньше вы работали арт-директором “Коммерсанта”, не скучаете по жизни редакции? Как вообще от дизайнерского дела вы обратились к живописи?

— Скучаю. Ну журналы ушли в прошлое, к сожалению. В 1990-е был расцвет журнальной истории. Я обожал журнал Ray Gun, который делал Дэвид Карсон. Очень экспрессивный: у него не было сетки — каждый разворот графический лист. The Face, наш “Птюч”. Я ушел из рекламного агентства в Time Out из-за того, что хотелось заниматься журналами. Ну, в Time Out Ray Gun было не сделать, The Face тоже, но хоть что-то! В Коммерсантъ Weekend с точки зрения дизайна было интересней: формат был больше. Всего я порядка двадцати разных журналов сделал. В интернете журналы уже совсем не то, — мало технических возможностей для дизайна, все унифицировано.

— Ваш куратор рассказал, что в цикле “Дифирамб” — новое “постижение” полотен Возрождения. Вас как современного художника действительно вдохновляет классика?

— Я обожаю Эрмитаж, Возрождение. Русские вообще на этом воспитаны, у меня такое ощущение. Те, кто академическую школу проходят, все приверженцы культа Возрождения. Если на западе идет преемственность от одного поколения художников к другим, то у нас все идет с разрывами. Но обращение к Возрождению обязательно всегда: Джорджоне, Рубенс, Рембрандт, Леонардо да Винчи, Тициан.

— В “Борцах” передан момент столкновения. Кто победит — не знаем. Добро всегда побеждает зло, как думаете?

— В конечном счете, да. Хотя необязательно в этой жизни… Я не знаю, каким после смерти будет наш путь, но уверен — кармическая справедливость восторжествует.

Фотографии предоставлены InGallery